Сон длиной в 7 лет наконец-то закончился, и Фейри Тейл, как спящая красавица, наконец-то вернулся к жизни. Многие выросли, постарели, кто-то внешне остался тем же, но в душе изменился. То же самое произошло и с Мираджейн. Она так и осталась милой и улыбающейся девушкой, но что-то давило на нее, давило не прекращая. Девушка жила как обычно, солнце светило над головой как обычно, а ветер перебирал ее пепельные волосы, но она чувствовала, что ее покрывает какое-то плотное душное одеяло. Одеяло, из-под которого не выбраться, как бы ты ни старался. Она была словно птица в силках, пыталась взмахнуть крыльями, но у нее не выходило. Какая-то хмарь покрывала перья птички, утяжеляла их. Они не были скованны, они скорее были словно склеены, намертво, взмахнешь – не взлетишь. Особенно это чувство обострялось, когда рядом был кто-то, привыкший видеть ее веселой и радостной. Мираджейн улыбалась, улыбалась радостно, счастливо, но кто-то более пытливый наверняка увидел бы в этой, уже ставшей дежурной, улыбке надежду. Надежду на то, что найдется кто-то, герой, который сможет расколоть плотный панцирь, высвободить крылья птички-души. Но время все шло, а герой так и не появлялся. И девушка продолжала улыбаться, заглядывая в лица окружающих робко, с надеждой, ища в них ответ на свой главный вопрос: «Что же со мной творится? И кто же мне поможет?». Мираджейн родилась девушкой, маленькой принцессой, но волею судеб ей пришлось отбросить женственность, выкорчевать слабость из души. Демоны не терпят слабость рядом с собой, а чтобы подчинить демона, надо добиться его признания. Так принцесса стала воином, но не таким, как Эрза. Она не стала заковывать себя в панцирь внешне, но закалила душу, забыла про слабости. Мираджейн знает про целебную силу обычной дружеской улыбки, знает, что она может поднять бойцов на последний бой, страждущему дарует утешение и унесет все печали. Именно поэтому девушка никогда не грустит. Стараясь помочь своим друзьям, людям, которые в нее верят, пепельновласка прячет свои проблемы в себе, но они есть у любого человека, даже у такого жизнерадостного, как она. Поэтому в последнее время девушка остается в гильдии дольше остальных, протирая столы уже в который раз и возясь с документами. В это время она необычайно сосредоточенно и внимательна, морщит лоб и напряженно выстукивает ногтями по столешнице какой-то свой ритм. В такие моменты Дьяволице лучше не мешать, ведь улыбчивая девушка давно ушла со своими родными к себе домой, а на ее месте осталась Мираджейн сосредоточенная, уставшая и… угрюмая. Такую Миру лучше не показывать никому, поэтому тяжелые мгновения пепельноволосая переживает сама, в тишине и одиночестве, что бы про это не говорили. И именно в такой момент и переступил порог Кобра, насмешливо улыбаясь. Возможно, он думал, что застанет пустую гильдию, а, увидев Мираджейн, рассчитывал увидеть улыбающуюся красотку с обложек или кроткую барменшу, задержавшуюся на свой страх и риск на работе.
Тяжело вздохнув и облокотившись о край стола, Дьяволица встала, рассматривая стоящего перед ней человека. В последнее время на Фейри Тейл сыпался непрекращающийся дождь из врагов, но их было сложно забыть. Как и Кобру. Сделав несколько шагов вперед, но не приблизившись настолько, чтобы испугать Змея, Мираджейн начала с интересом разглядывать стоящего перед ней человека. Злобный, буйный, агрессивный, драгонслеер пугал ее, если рядом были друзья, но интересовал, когда она была наедине со своими демонами, как и любое зло в этом мире. Пепельноволосая выступала за добро, но силы ее имели темные, мрачные корни. Возможно, отдайся она их воле, творила бы такое же зло. Была бы прекрасной и грозной, как грозовое небо, и такой же беспощадной, как штормовое море. Но судьба распорядилась иначе, и теперь сосуд для великих сил стирает крошки со столов в одном из самых буйных заведений Магнолии. Днем. Теперь же, когда рядом не было никого, за кого стоило переживать, Мираджейн чувствовала, как начинает закипать в ней беспричинная злость, ярость и… радость. Радость видеть родственную душу в этой глуши.
- Ко-о-обра, - чуть протянув «о», ответила девушка. – Что ты забыл в нашей глуши? Змей выполз из своей грязной клетки? – полюбопытствовала она. Ведь и правда, почему маг пришел именно в здание гильдии, ночью, когда тут никого, скорее всего, не будет. Ведь только согильдийцы знают, что Мира задерживается на работе подольше, а Макаров, спящий чутким сном старика, сможет смести Кобру одним мановением руки.

Мираджейн поморщилась. Она стала прислуживать в Хвосте Феи только для того, чтобы быть хоть как-то полезной, она прославляла гильдию своим телом в разных закоулках Фиора, но не любила, когда над этим смеялись. Да, все помнили о грозной Дьяволице, но она уже давно канула в Лету. Мираджейн покончила с этим, перевернула пугающую страницу своей книги, став другой, доброй и ранимой Мираджейн. Бандитка, что с восторженным воплем рвалась в бой, осталась в прошлом, приятном и светлом детстве. И хоть Лисанна не умерла, пепельноволосая по-своему боялась той жизни. Она хранила в себе множество темных пятен, которым следовало бы остаться в прошлом. Сейчас девушка примирилась со своими внутренними противоречиями, приняла их, но не позволит кому-то смеяться над этим недоразумением. Маг S класса и модель в журнале, барменша в шумном заведении, нянька брата-амбала и шустрой сестренки. Да что там родные, она оберегала всю гильдию. Может, внешне Мираджейн была хрупкой и невинной, но силы, которыми она владела, не позволили бы кому-то вякать об этом. Вот и сейчас девушка, наклонив голову набок, оценивающе осмотрела Кобру. Он знал о ее силе, этот ядовитый драгонслеер, или догадывался. Эрза рассказывала о его талантах слышать души людей. Скорее всего, он слышал и тех трех, что сидели в ней, пусть и не являлись они совсем людьми. Так почему же так нагло себя ведет?
- Ты явно издеваешься надо мной, - пробормотала девушка рассеяно. Ее эта ситуация смешила, забавляла, удивляла одновременно, поэтому голос скакал, словно во время истерики. – Ты смеешь говорить такое Дьяволице? – Мираджейн выдавила гулкий, хриплый смешок из бескровных губ и, еще шире улыбнувшись, затряслась в бесшумном смехе. Когда ты разговариваешь с магом Звука такого уровня, как Кобра, можно не говорить вслух, не смеяться. За тебя и так уже все сказано. – Ты сейчас в таком состоянии, что не продержишься и минуты, а каждая атака твоя только усилит меня.
И правда, от Кобры странно пахло. Дурманяще-странно. Так пахнет не от мужчины, этот запах вряд ли настолько взволновал Мираджейн. Это было похоже на запах сладкого и нежного кролика для волка, фиалковые глаза непрестанно следили за драгонслеером. Кем бы ни была девушка, она никак не чувствовала себя слабой, наоборот, в ней, казалось, просыпается дремлющая сила. Сплетаясь с человеческой сущностью, оплетая нежную девичью душу, словно омела хрупкую осинку, впрыскивая в синие венки яд, она порождает новое существо, до селе невиданное. У Мираджейн есть 2 личности: милая и улыбающаяся девушка и то, что пробуждается сейчас, то, что лучше не видеть братику Эльфи и сестренке Лис. Порочная, отвратительная Мираджейн. И дьявольски сильная, прекрасная. Она чувствует что-то, но не может понять, что это. Она знает, что оно здесь, оно появилось здесь только вместе с ним, тем, кто стоит перед ней. И пепельноволосая выбьет это из него любыми способами, какие усилия не пришлось бы приложить. И если Эрик хочет поиграть, то Дьяволица с удовольствием примет это.
Пожав плечами, Мира направилась к барной стойке и, перевесившись через край, выудила оттуда бутылку вина. Прикрыв глаза и смахнув ладонью с нее пыль, девушка оценила возраст напитка и, удовлетворенно кивнув, поставила его на стол рядом с Коброй, предлагая этим ему присесть. Затем, пройдя к подвалу, отыскала там остатки дневного пиршества: кусок куриной ножки, правда, холодный и кусок сыра. С виноватой улыбкой поставив его рядом с вином и добавив деревянную кружку, Мираджейн уселась за стол, с улыбкой наблюдая за реакцией на такое щедрое предложение. Наверняка он ожидал отпор, грубость, дерзость, но даже ночью, даже под влиянием яда пепельноволосая оставалось такой же. Во всяком случае, могла принять такой вид. Подперев щеки кулаками и наклонив голову набок, девушка лукаво посмотрела в глаза ночного гостя.
- Что ж, извини за скромный прием, но это все, что я нашла. Можешь считать себя желанным гостем, - еще раз улыбнувшись, пряча в дружелюбном жесте звериный оскал, Мира продолжила смотреть на мужчину.

Мираджейн молчала, вцепившись в сидение стула руками. Молчала, закусив губы чуть ли не до крови. Обычная Мираджейн, дневная, пожала бы плечами и мило улыбнулась, ответив, что Дьяволица она только для врагов, а для тех, кто пришел с миром, она давний друг и товарищ. Но солнце уже прошло, и вместе с ним ушла за горизонт прежняя барменша, со смехом наблюдающая за тем, как громят ее собственный бар. Теперь Мира считала, что она полноправный демон. Это чувство тешило ее самолюбие днем, мысль о том, что на несколько часов ты становишься сильным и горделивым, прибавляет уверенности, пусть и длится это всего ничего, да и не знает никто об этом маленьком грешке. Но зато какое ощущение! Словно снова помолодела, хоть и не была девушка особо-то старой. Волшебное чувство прежней свежести, скорости, ловкости, силы. Кобра прав, от прежней Дьяволицы мало что осталось, от того маленького бешеного зверька, волчонка. Она не была леди, в ней не было красоты, элегантности и изящества, такого, как сейчас, но тогда она была живой. Смеялась, как живая, улыбалась, как живая, сражалась не на жизнь, а на смерть. Как живая. Теперь же везде чувствовалась позорная слабость, позорная попытка убежать от ужасающей реальности. Когда-то Эльфман не смог сдержать свои силы, а Мираджейн не смогла защитить их. Зачем нужны силы, которые не могут спасти? Когда-то Мираджейн могла, усмехнувшись, сказать: «Для того, чтобы сражаться». Теперь же главное – защитить то, что есть. Ей всего 26, 7 лет она проспала, но уже ведет себя как многодетная мать. Дневная Мираджейн никогда не задумывалась о такой мелочи. Ночная же Мираджейн отсутствующим взглядом посмотрела на правую руку. Когда-то она была странной и чешуйчатой, пугала всех, а теперь пропала. Демоны усмирены, а их зловещий подарок исчез, но не окончательно. Он, как и все демоническое, жил где-то внутри, в темных закоулках сердца, и сейчас, в эту ночь, пропитанную сладким запахом яда, пульсировал, прорываясь наружу. Обычному человеку эта ночь покажется особенно страшной, даже удушающей, но не Мираджейн. Девушка приоткрыла рот, тяжело дыша всей грудью и всасывая всю сладость. Это словно благоухающий сад, но сад для избранных. Обычный человек умрет, но они-то оба знали, насколько прекрасен этот запах. Взгляд Мираджейн становится все более и более пустым, девушка погружается в свои мысли. Человек умрет, но змея и демон останутся. Змея и демон, потрясающая пара. Точно так же умирало и все, что было в пепельноволосой.
- Ты думаешь, что можешь спокойно говорить все это мне? – сначала хриплый голос постепенно укрепляется, но вместо привычного щебета вырывается что-то странное, грудное, низкое, наполненное жизнью. Голос страшный, пугающий своей неестественностью. Таким голосом не обладает Мираджейн Штраусс, не обладает она им и в обличии Сатаны, но если вы спросите у девушки об этом голосе, она затрясется от страха и закроет уши. Голос двоится, троится и снова сливается в один. Такое чувство, что это не ее голосовые связки, а что-то другое, невидимое издает звуки и заставляет губы шевелиться. В теле нет души, по крайней мере человеческой, нет сознания. Оно утонуло в ярко-алых розах собственных мечт и надежд, а над ним, убаюкивая, словно малое дитя, стоят трое. Серебристое сияние окутало руку, от нее растекаясь по всему телу, безвольно взмывшему вверх над стулом на огромных перепончатых крыльях. Демон улыбнулся, наклонив голову, осматривая руку. Сильное тело, мощное как в физическом плане, так и в магическом. Энергии настолько много, что она клубится сверху темным облаком, ибо тело уже не выдерживает. – Ты правда думаешь, что можешь говорить это мне, Кобра? - Сатана наклонил голову и улыбнулся, обнажив в оскале зубы. Мерзкая гримаса для столь юной дамы, но истинное лицо той твари, что захватила ее тело. – Я чувствую силу в каждой клеточке этой тушки, - демон осматривает чешуйчатую руку. – Признаться, я не ожидал, не ожидал. Но, почему… - рука, до этого находившаяся в абсолютно расслабленном состоянии, резко, словно змея в броске несется вперед и смыкается на шее мужчины. Сатана придвигает свое лицо почти вплотную, глядя невидящими глазами в глаза Кобры, словно пытаясь загипнотизировать, внимательно и пристально. Пальцы сжимают все сильнее и сильнее, а мышцы напрягаются: Кобра все-таки мужчина, а, значит, весит много, пусть он и нахальный мальчишка. Чтобы поднять его на пять сантиметров над землей и держать так в течении секунд 5-10 требуется немного усилий, но демон, спящий несколько лет, может позволить себе такую роскошь. Пальцы разжимаются, а Сатана, усмехаясь, наклоняет голову набок.
- Что еще ты мне скажешь, ядовитый драгонслеер?

Совсем близко, настолько, что можно уже дрожать от предчувствия, предчувствия близости. Сатана был демоном, но он мог перевоплощаться как в невинную девицу, так и в хитрую, коварную лису, но сейчас он не мог быть кем-то. Этого нельзя допустить, лжи с этим человеком. Он смотрит в души, он слышит их, его невозможно обмануть, он всегда будет прав. Слишком близко, запретно близко. И в этом есть что-то волшебное, магическое, запрещающее кривить душой. Как можно врать тому, кто там близко от тебя? Демон слегка повернул голову, блаженно прикрыв глаза. Так близко, но и так далеко одновременно. Правила игры, черт бы их побрал, запрещали, правила игры, установленные самими игроками. Просто Сатана чувствовал, что еще не время, не время идти в наступление, а этот сладкий миг можно растянуть хоть на бесконечность. Демон даже не знал, что из этого приятнее: яд в его голосе или яд, источаемый им. Каждое мгновение, дыхание, ему хотелось все больше и больше насладиться этим моментом. Но…
- Уроки? Какие уроки? – фраза эта, конечно, не несла в себе ничего плохого, но явно не вписывалась в общую картину. Сощурив глаза, Мираджейн слегка повернула голову. Почему слегка? Потому что большее ей не дали сделать. Одно мягкое прикосновение, подлое, мерзкое, но теплое, то, что она так желала, ее и погубило. Удар низкий, прямо в живот, но, что самое главное, настолько сильный, что девушку в шкурке демона откинуло на несколько метров назад. Протащив за собой несколько столов и, слава богу, не ударившись спиной о груду всех этих деревянных обломков, вовремя раскрыв крылья. Удобно носить с собой парашюты на случай внезапной звуковой атаки. Правда, этот факт еще не давал гарантии отсутствия ран. Голову в последний момент по инерции откинуло назад, из-за чего она ударилась о деревянную столешницу. Бывшую столешницу. Конечно же, на затылке сразу оказалась мерзкая саднящая рана, тут же окрасившая белоснежные волосы в мрачный кровавый цвет. Зубы звонко клацнули, прикусив язык, тут же начавший обильно кровоточить. Мираджейн поморщилась, досадливо сплюнув на пол первую порцию крови за этот вечер. Покров демона, конечно, защитил, по крайней мере крылья смягчили удар, но не сделали ее жизнь значительно легче. К тому же, нога резко и болезненно заныла. Прошипев, Сатана одним мощным движением вправила вывих, закусив многострадальные губы, оставив на лице первый кровавый след. К счастью, у Сатаны губы яркие, вишневые, на них сложно что-то заметить. Затравленно следя за приближающимся мужчиной, девушка чуть ли не рычала с каждым его шагом. В любом случае без боя она не сдастся, несмотря на то, что первая маленькая победа все равно за ним. Можно выиграть сражение, но проиграть войну. Опираясь о какую-то деревяшку, Мира встала, шатаясь. Нога с каждым движением мерзко ныла, но ощущалась. Ей можно было передвигать, хоть и осторожно, медленно. В конце концов, всегда есть крылья. В тактическом плане голубь может победить человека, а в небе демон сущий коршун. И так, хромая, держась за ногу, Сатана пошел навстречу своей погибели.
- Что мне Эрза, Нацу? – слова, вместе с кровью, яростно выплевылись с каждым выдохом. Говорить было тяжело, в голове бушевала боль, но что-то заставляло девушку делать шаг за шагом, медленно, но верно приближаясь к Эрику. Фиалковые безжизненные глаза уставились в темные. Пожалуй, хоть демон и не мог менять их выражение, периодически в них мелькали искры ярости и, вместе с тем, радости. Буйной радости за близкую свободу. Каждый шаг давался с трудом, но когда они даются легко? Почти дойдя до Эрика, Мираджейн не выдержала и рухнула на пол, но, с тяжелым вздохом, опираясь на руки и целую ногу, поползла вперед. – Зачем ты спрашиваешь о них, Эрик, - слова с каплями крови падали вниз, оставляя мерзкий след. Руки, наконец, достигнув цели, цепляясь за плащ, ища опору во враге, ползли вверх, а за ними ползла, словно змея по земле, Сатана. – Их здесь нет. Здесь есть только ты и я, - Мираджейн все равно не могла встать в полный рост, но это не мешало ей настойчиво заглядывать в глаза ядовитого. Она всецело вверяла свою жизнь в его руки, осознавая, однако, что легко может отнять и его. Они были наравне по силе, но Кобра все равно был здесь ключевой фигурой. Именно вокруг него вилась Мира. И именно ему она беззвучно молилась.
Мне не нужны люди в этот момент. Я хочу свободы. Я хочу яд.
И тебя.

Если бы можно было с чем-то сравнить то, что девушка чувствовала в данный момент, то, наверно, океан. Не в том плане, что океан чувств. Океан ощущений. Она не помнила, было ли у нее что-то подобное до этого, да и имело ли это значение? Может, в юности, но не после взрослении. Кобра был прав, она была слишком слабой, слишком мягкой. Это было ошибкой, прятать такую силу в себе, Мираджейн это понимала и корила себя за это. Глупо бежать от себя, глупо считать себя монстром. К сожалению, осознание этого пришло слишком поздно, хотя эта правда вряд ли открылась бы раньше. Сейчас они были словно две древних сущности, специально созданные друг для друга, два монстра, которым предстояло либо сразиться в смертельной схватке, растерзав друг друга когтями, либо слиться в одно, породить нечто более мощное. Слиться не в плане животной похоти, глупой, уничтожающей страсти, не в плане нежной человеческой любви, которую так возвышают романтики. Это было что-то другое, выходящее за рамки всего известного и доступного, что-то, что Мираджейн не могла описать. Бесполезно это описывать, разве что демоны могут знать ответ. Жадно целуя, злобно кусая и хищно улыбаясь, она целовала совсем не так, как целуют милые и скромные красавицы, что снятся во снах. Если бы кто-то это заметил, то не признал бы в этой фигуре, пропускающей темно-рыжие пряди волос между пальцев, лицо с обложки. Но, пожалуй, многие бы оценили этот новый образ. Зачем ей многие? В этом темном, разрушенном месте хватит воздуха только для них двоих, это место не для людей, не для посторонних. И если бы сюда пришел те же Нацу или Эрза, Мираджейн первым делом, не думая, убила бы их. Она выбрала свою сторону в этот день. И эта сторона, темная, мрачная, пугающая и манящая одновременно, заполняла каждую клеточку ее тела. Сейчас она больше была зверем, Сатаной, чем девочкой с серебряными волосами. Яд щипал обнаженные раны, но эта боль была слаще всего на свете. Девушка отдала бы все свое тело на растерзание диким тварям, лишь бы это чувство длилось вечно. Жизнь без него казалась блеклой и несуществующей, такой неправильной, пустой, но сейчас, в этих жутким пурпурных сгустках, что иногда выскальзывали наружу, словно клубы дыма, и зависали вокруг. Эта мрачная обстановка нравилась демону, практически родная, такая милая сердцу.
Ее тело, ставшее внезапно мягким и податливым, все больше и больше наклонялась вниз. Мира с детства была гибкой девочкой, и теперь, в кои-то веки, акробатика пригодилась ей не только в бою. Изогнув тело в идеальную дугу, чувствуя приятную боль растягиваемых мышц, девушка содрогалась от приятных ощущений. Реальность, разум, сознание, осознание себя как что-то материальное покидало ее, ее руки, больше не чувствуя плена рук Кобры медленно, на ощупь, опять слепо перебирая складки продвигались к плащу и стягивали его с плеч. Меньше телесного плена, меньше оков, сдерживающих их, но для начала надо избавиться хотя бы от одежды. Оторвавшись от губ, Мираджейн издала тихий стон, заглушенный шумным выдохом. Нормального воздуха здесь явно не хватало. Но демоны могли дышать и ядом. Это был словно наркотик для них, опять же что-то из той далекой реальности, что давно прошла. Прижавшись носом к шее Кобры, чувствуя сонную артерию, что билась тут, совсем рядом, пуская кровь по всему телу. Не кровь, а яд. Такой манящий. Несколько раз Сатана бессильно сжимала рот около этого места, боясь прокусить, поранить. Днем Эрик был врагом, тем, кого надо уничтожить, но сейчас он был тем, что надо охранять как зеницу ока. Запретный плод, только непонятно, одновременно являющийся и змеем-искусителем. А Сатана, как бы странно это не звучало, - несчастной Евой. Но несчастной ли? Девушка шумно вдыхала воздух, ее грудь буквально ходила ходуном. Она не могла остановиться, хотя периодически в ее сознании и мелькала мысль о том, что это может быть опасно и для ее спасителя. Глупые мысли, слабые мысли. Истинные демоны были слишком эгоистичны, чтобы думать о таких мелочах. Крылья и хвост исчезли, превращаясь в потоки темной энергии, что смешивалась с ядом вокруг. И Мираджейн завидовала им, словно маленькая девчонка. Жалела, что не может точно так же растаять, перейти в другую форму, уйти из этого мерзкого мира, от этой девчонки Миры, от сует и забот завтрашнего утра. И, пожалуй, она принесла бы в жертву языческим богам древности всех членов гильдии, своих брата и сестру, лишь бы иметь возможность сплетаться с этим человеком не только телом, но и душой. Сплетаться и остаться в таком состоянии навеки.

Странно слышать свои мысли от другого человека. Сощурив глаза, Мираджейн пристально посмотрела на Кобру. Сюрпризы можно ждать от кого угодно, от него – в особенности. Она была в слишком зависимом от Эрика состоянии, чтобы злиться по настоящему, но вместе с тем – более раздраженном. Демоны – штука непредсказуемая, одну вечность они боготворят тебя и исполняют все прихоти, но в следующую же секунду вонзают нож тебе между ребер. К счастью, ножа не было под рукой, и Сатана быстро сменила гнев на милость, откинувшись в поток яда. Он не выветрится, пока не кончится вселенная. Теперь мирный зал обветшалой гильдии – место обитания грозных сил, с которыми никому не справиться. Мираджейн чувствовала энергию, что наполняла ее, ее собственную энергию, ту, что спала несколько лет. О, ее бедная сущность, как ей было тяжело. И как было тяжело сейчас настоящей девушке, чувствуя на себе ласки врага. Точнее, если бы она могла. Барменша, пожалуй, испугается, когда увидит все это. Если увидит. У Сатаны были грандиозные планы теперь, когда розовая пелена с глаз спала. Но для этого ей нужно больше сил, больше яда. Каждый вздох был чем-то волшебным, лечащим. Она уже не чувствовала боли в ногах, а рана на языке зарубцевалась. Невыносимые яркие вспышки проходили, силы восполнялись. Никогда еще девушка не чувствовала себя такой веселой и могущественной. Словно не было только что зверски вывихнутой ноги и того громадного синяка на животе, оставшегося после атаки. Спала старая кожа, вместо нее – новая. Новая кожа, новые силы, новая сущность, новая жизнь. Сатана знала, после этой ночи не будет ни ее, ни его. Старые рамки сотрутся, а новые будут не похожи на все, что было до этого. Каждое его прикосновение к ее коже меняло ее, снимало старые покровы, каждый вздох, срывающийся с темно-вишневых губ, переделывал, вырывал с корнем старые стереотипы. Извиваясь, выгибая спину, девушка старалась быть как можно ближе к своему врагу, чувствовать его всем телом. Ее трясло от переизбытка чувств и энергии, ей хотелось хохотать и разорвать этого человека на сотни маленьких кусочков за то, что он медлит. Тугой клубок змей, свившийся внизу ее живота, пульсировал и требовал того же, лихорадочный румянец залил все щеки. Спал плащ, но этого мало, так мало. И, словно слыша ее мольбы, спала последняя преграда перед его телом. Хищно улыбнувшись, усмехнувшись, Мираджейн осторожно провела кончиками пальцев по обнаженному телу, затаив дыхание от восхищения. В Хвосте были мужчины, даже мальчишки с таким телом, но дурашка-блондинка никогда не подбиралась к ним так близко. С губ девушки слетел восхищенный вздох, а в глазах даже мелькнула дикая искра чего-то древнего, первобытного. Страсть? Похоть? Человеческие чувства, но такие близкие ей сейчас, дьяволице. Сатана снова скользнула пальцами, только на сей раз прощупывая каждый бугорок мышц, лаская и щекоча их одновременно. По сути, что боль, что простые, легкие прикосновения, одинаково будоражат нервы. Хитро улыбаясь и заглядывая прямо в глаза Эрику, Мираджейн опять повела рукой вниз, чуть-чуть касаясь кожи. Выдавив едкий смешок, девушка внезапно впилась ногтями в кожу мужчины и начала медленно поднимать руку вверх, оставляя за собой пять длинных кровавых царапин. Небольшие прорехи в кожном покрове, всего лишь немного капель крови, смешанной с ядом. Подняв руку ко рту, демон довольно облизнула пальцы.
- Дай мне больше, Эрик, - шепот еле слышен, но в этой тишине он зазвучал слишком громко даже для Мираджейн. Что уж говорить о маге звука. Услышав треск ткани, девушка довольно рассмеялась и, обвив руками любовника, прижалась к нему всей грудью. Еще немного, еще чуть-чуть. Она уже чувствовала тепло его разгоряченной кожи, но все равно понимала, что этого недостаточно. Слишком мало, демону не насытиться только лишь этим. Снова прижавшись к его шее, Сатана стала неторопливо покрывать ее мелкими поцелуями, чувствуя дурманящий запах кожи, пропитанной ядом. Он весь был тем, что она так хотела, чего ждала всю жизнь. «Больше», кричит вся ее сущность, прижимая Кобру к себе настолько сильно, что оставляет кровавые следы на спине. «Больше», скорее выдыхает, торопливо бормочет в любовной лихорадке Мираджейн, стараясь прижаться как можно ближе к врагу.
- Больше, - не выдерживая, шипит девушка, и руки уже, опять вслепую, возятся с пряжкой ремня на штанах Эрика.

Отредактировано Mirajane Strauss (2014-12-06 01:15:56)

Кровавые жертвоприношения. Чем больше просыпались, захватывали тело демоны Миры, тем больше девушка вспоминали картины из прошлого, тяжелого и неприятного. Или, может, картины вовсе не их прошлого. Она чувствовала то, что происходит снаружи, но одновременно и не чувствовала. Все ее нервы словно стали в сотни раз лучше собирать информацию: и дурманящий запах мужчины и его яда, и грубый дощатый пол, занозящий нежную кожу, и шорохи, крики ночи, стоны ее собственные, дыхания пары. Все это касалось ее и одновременно было чем-то чужим, не относящимся к ней. Пугающее ощущение отключения от мира, принятия полной картины без всяких минусов одновременно с отстранением от нее. Вряд ли кто-то из живущих переживал это хоть когда-то в своей жизни, и эта уникальность тешила ее самолюбие. Человеческая душа была брошена в один кипящий чан с демоническими, и теперь смешивалась в одно бурное месиво жарких страстей. Неизвестно, что осталось от Мираджейн-барменши, да и было ли что? Она была сломана-переломана и склеена заново, криво-косо, но склеена. И разве что-то не потерялось в этой череде истерик? Кажется, сейчас девушка перековывалась заново, и все четыре души, брошенные на наковальню, пали жертвой. Чтобы родилось что-то новое. Не стало Ситри, Сатаны, Халфас. Зато родилась Мираджейн. Дьявольски-притягательная, дьявольски-осторожная. Раньше девушка добровольно отдавалась демонам, теперь же она стала одной из них. Одной из великих. Она была во всем мире единой, единой со всем на свете. С каплями дождя, с дикими тварями, с ядом Кобры. Она была сильнее всех на свете. Одно конвульсивное движение рукой – и доски пола уже вздыбливаются, словно не хрупкая рука девушки сейчас касалась их, а когтистая лапа демона. Мираджейн резко вздыхает, выгибается – и ветер поднимает столпы пыли снаружи, бешено бьется в стекла окон, закручивает вихри вокруг несчастного домика. Можно ли ее считать человеком после этого? Остатки человечности, брошенные в котел, растаяли, растворились в жутком зелье, кислоте, в пропорции 4 к 1. У демонов основные понятия искажены, переделаны, вывернуты наизнанку, и Мираджейн осторожно привыкала к новому для нее миру, чувствам. Наслаждение долгожданное разливалось, растекалось внутри нее, словно вода по истрескавшемуся дну старого русла, горячило, словно магма, поднимающаяся по жерлу. Фиалковые глаза лихорадочно блестели, взор стал томным из-за полуприкрытых век, а изо рта вырывался хрип. Воздуха не хватало, чтобы охладить этот огонь, хоть горло и саднило. Человеческое тело не выдержит, но его и не осталось. Жуткий шрам треснувшей оболочки навечно останется на лице девушки, острые уши, яркие темные губы. Только цвет глаз все тот же фиалковый. Дивная смесь демонов и Мираджейн, но новая демоническая сущность, новый демон. Демон Мираджейн.
Тепло разливалось по ее телу, отзывалось в каждом уголке тела. Все нервы были похожи на оголенные провода, тело превратилось в один большой костер. Последние человеческие мгновения жизни дарили невообразимое счастье, и девушка не могла ими насытиться. Она выгибала спину дугой, а руки, раскинутые в глупой надежде не нанести еще большие раны партнеру, теперь с силой стискивали его спину, оставляя на коже кровавые расчесы, а испарина покрывала все тело. Мираджейн знала, что есть еще что-то ценное в нем. Пусть она выпьет его полностью, до дна, пусть она заберет весь его яд, но в нем, как в человеке были еще какие-то резервы. Демоны же лишены их, их сила велика с самого начала, но практически лишена развития в дальнейшем. Сейчас она еще испытывала что-то, но и оно постепенно улетучивалось. Люди хрупки телом, слабы и немощны, но их эмоции способны крушить горы. Глупость, великая глупость. Такая же глупость, как недавние попытки не сломать его, удержать себя. Последние человеческие чувства были такими трепетными, такими глупыми. Демон смеялся над ними, откровенно и нагло. Она не любила Мираджейн, самостоятельно наложившую на себя оковы, слабую девушку, вечно протирающую бокалы.
Очередная волна наслаждения накатилась, сбив, скомкав, откинув предыдущие мысли, чувства, желания. Девушка хрипло зарычала, вцепившись в плечи Эрика, чтобы ее саму не снесло это. Глупое желание, глупый день. Все ее тело трясло, а недавно грозный и мощный демон, вцепившийся, словно утопающий в последнюю соломинку, был последним напоминанием о Мираджейн. Мираджейн, хрупкой девушке, стоящей у бара и вечно улыбающейся. Конечно, теперь она не перестанет улыбаться, но исчезнет эта наигранная беззаботность. Дьяволу не надо скрывать свое зло, вот в чем прелести темной стороны.